порядке, и на душе у меня становится спокойнее. Все будет даже лучше, чем просто в порядке.
Наверное, можно сходить в музей. Я все еще так и не добралась до галереи Уффици, а ведь бабушка так ее любила. Там можно провести целый день, если не хочешь ничего пропустить, а я в последние недели никак не могла выкроить время. Но вот этот день у меня появился. Марко вернется только часам к семи, так что я вполне могу пойти в Уффици.
При этой мысли я оживаю. Влив в себя еще кофе, надеваю самую удобную обувь и чуть не вприпрыжку сбегаю по лестнице, чувствуя себя женщиной, у которой есть четкий план. Но когда я со своей тихой улицы выхожу на виа де Пуччи, запруженную народом – кто тащит чемодан, кто сверяется с картой или делает селфи, – решимости у меня убавляется. Я не хочу бог знает сколько стоять в очереди ради того, чтобы побродить по музею. О чем я вообще думала? Спокойствие – вот чего мне хочется. Мне хочется попасть туда, где я была бы одна, но не одинока, куда-нибудь, где я чувствовала бы себя в безопасности. Где меня наверняка поняли бы.
Я вдруг понимаю, куда сейчас отправлюсь.
* * *
Стоит мне выйти на станции Ромитуццо и оказаться на площади Акилле Инфуриати, как мне сразу становится легче. На площади тихо, точнее, пусто, если не считать сидящей на скамейке пожилой дамы с собачкой. Больше в обозримом пространстве никого, кроме Тото, протирающего столики перед баром. Я машу ему. Тото улыбается, ставит спрей на стол, а тряпку сует в карман фартука.
– Ciao, Тори.
Я подхожу к нему, Тото коротко, но крепко обнимает меня и целует в обе щеки.
– Приехала продолжить свои изыскания? Скажи, что да! Папа будет на седьмом небе.
– Сегодня никаких изысканий. Потом – обязательно, честное слово. Сегодня я приехала, чтобы просто побыть немного с Акилле.
Тот кивает:
– Передай ему привет от меня. Пойдешь прямо сейчас?
– Да, пока народу немного. А потом вернусь сюда пообедать. Найдешь для меня столик?
– Конечно. До скорого. Погоди-ка. – Вскинув руку, он скрывается в баре и возвращается с бутылочкой воды. – Возьми, пожалуйста. Да, лето кончилось, но духота сегодня убийственная. Не хочу, чтобы ты безвременно покинула нас.
Тото прав. Подходя к кладбищенским воротам, я чувствую, что пот льется по спине ручьем. Я жалею, что надела джинсы. Выпив залпом полбутылки, я сую ее в сумку.
Красные розы на могиле Акилле еще не завяли, но лепестки начинают чернеть по краям. Когда Стелла была здесь в последний раз? Вчера, позавчера? «Когда я вас увидела, то испытала потрясение, – звучит у меня в голове ее голос. – Мне показалось, что Рита восстала из мертвых».
– Нет, не Рита, – бормочу я вслух и глажу мраморную плиту. – Прости, Акилле. Но, наверное, ты сейчас с ней, если только мироздание так устроено.
Удивительное дело: я думала, что, разговаривая с Акилле, буду чувствовать себя по-дурацки, но нет. В конце концов, меня никто не слышит. А я прочитала столько его личных писем, столько говорила и думала о нем, что стала воспринимать его, как… как своего знакомого. Как друга, как члена семьи – и, если подумать, он не в пример надежнее иных моих родственничков. Мне кажется, что я могу говорить с ним о чем угодно; странно, но мне хочется с ним поговорить.
Я набираю воздуху в грудь и начинаю.
– Акилле, мне страшно. Точнее, я злюсь. Я очень злюсь. Но в глубине души мне страшно. Может, все дело именно в этом.
Надо же, мне и правда легче. Я оглядываюсь, желая убедиться, что я действительно одна, и продолжаю:
– Я больше не боюсь Дункана. Нет, не так, – поправляюсь я, желудок неприятно сжимается. – Я все еще боюсь его. Он меня пугает. Но у меня есть и другие причины для страхов. – Слова теперь льются свободно, сами собой. – То, что произошло сегодня утром, – чудовищно. Но больше всего меня тревожит, что может подумать Марко, хотя я убеждаю себя, что мне не стоит тревожиться. Но вдруг он мне не поверит? Что я должна о нем в таком случае думать? Ну правда, Акилле, если вдруг выяснится, что я связалась еще с одним скотом…
На дне сумки звонит телефон. Я достаю его – и у меня падает сердце, потому что на экране высвечивается номер Чарли.
– Прости, – говорю я Акилле, – я знаю, что это невежливо, но если мне придется поговорить с сестрой, то понадобится группа поддержки. – Я принимаю звонок и подношу телефон к уху: – Да?
– Скажу сразу, – начинает Чарли, – мне и в голову не могло прийти, что он сорвется во Флоренцию. Ты должна меня понять.
Господи, как мне все это надоело.
– Ты дала ему мой адрес, – напоминаю я.
– Да, а что – нельзя? Вообще-то подсказать, как можно связаться с тем или иным человеком, – это совершенно нормально. И вы, кроме того, женаты. Я же не первому встречному твой адрес дала. Я устала копить в себе негатив и дала Дункану твой адрес ради собственного душевного благополучия. Тори, у меня своя жизнь. Мне нужно хотя бы иногда ставить собственные интересы на первое место, если они никого больше не волнуют.
Я закатываю глаза, адресуясь к Акилле.
– Чарли, я сейчас на кладбище. И не могу обсуждать историю с Дунканом. – «Я вообще не хочу говорить об этом», – беззвучно прибавляю я.
– Я просто хотела сказать, что не призывала Дункана поехать во Флоренцию. Он сам так решил, я тут ни при чем.
– Принято. Слушай…
– Я же не могла знать, – продолжает Чарли. – Ну откуда мне было знать, что он намерен делать. Так что если ты собираешься обвинить в первую очередь меня, то можешь просто…
Чарли внезапно замолкает, и я думаю, что у меня разрядился телефон. Потом слышится вздох.
– Нет, неправда это. – Ее голос звучит ровно, буднично. – Все я отлично знала. Должна была знать.
От удивления я не сразу обретаю дар речи.
– Э-э… ты о чем?
– Я, может, и не могла просчитать его планы, но я должна была догадаться, что что-то не так. Несколько лет назад вы были как пара голубков, но потом все изменилось. Ты стала грустной, напряженной и вечно на нервах. Я в толк не могла взять, в чем дело, и, честно сказать, меня это раздражало. – Чарли снова вздыхает. – Я бы все поняла, будь я повнимательнее. В общем, я тут поговорила с Дунканом, и только после этого разговора до меня дошло, насколько он токсичная личность.
Меня начинает мутить.
– Ты с ним
